Вне игры

Мне больше нравилось ничего не чувствовать. Жить с лёгким безразличием, снисходительно улыбаться чужим слезам счастья и понимающе кивать невосполнимым потерям. Мои нервы-стальные струны не издавали ни единого звука, пока я своими руками не разворачивала кровавое представление с выплёвыванием сердца, чтобы в океане искренних слез меня хотя бы замечали.

Ты всегда чудовищно переигрываешь, когда не можешь чувствовать по-настоящему. Придумываешь себе страсть на другом конце света, окружаешь себя драматическими историями, кусаешь губы до сколов на зубах, зато ясно видишь – уж теперь-то ты не просто как все, ты лучше всех. Твоя любовь ярче, предательства подлее, а тоска – суицидальна.

Театральные страдания теперь, через годы штиля, высекаешь на раз. Смешно и больно за юных авторов: они играют на разрыв, херачат по вене ядреным зарядом, чтобы начать чувствовать хоть что-то, но в тени этой академической игры ни они сами, ни зритель их не замечают этой очаровательной ненастоящести, полностью поглощённые эффектным представлением.

И хочется теперь обратно быть ненастоящей, играть на пике возможностей, но за закрытым занавесом трезво чувствовать землю под собой. Двумя ногами.

Впервые чувствовать, что не до конца принадлежишь себе – страшно. Ты не хозяин своему телу и своей жизни, многолетняя игра твоя смешна, а насущное колет острее и режет глубже, хотя снаружи увечий не видно. Страшно снова двое суток чувствовать туман в голове из-за грядущего расставания на месяцы и километры. Страшно не восстановить дыхание в тёмной южной ночи и по-настоящему, блядь, испугаться и не хотеть ничего больше, кроме как отдышаться.

Сколько может весить радость от новой встречи, если «До свидания» – ночной кошмар?

Мне больше нравилось ничего не чувствовать. И с одинаковым ритмом сердца переживать свои легендарные страсти, сеансы маникюра и похмелье.